“Для толпы очень свойственно… использовать какой-то общий сигнал, который придаёт людям уверенности, что действовать по нему будут все”
-Томас Шеллинг, Стратегия Конфликта (1960)
Мы решили задать несколько коротких вопросов о любви и бунтах не только для того, чтобы попытаться понять, чего же не хватает в либеральной политике. Но и для того, чтобы вновь ощутить те забытые аффективные аспекты революции (гнев и желание), которые делают её возможной и способствуют её распространению.
В любви, как и в бунтах, всегда находится что-то, избегающее классической политической мысли. По самой своей природе, эти события не проистекают из набивших оскомину идей о справедливости, равенстве или братстве. Подобно вирусу, они вдруг открывают для людей что-то легко передающееся и коллективное. Нас интересуют способы интенсификации условий для достижения этой связи, понимание диспозиции.
Диспозиция — это подготовка. Это намерение или состояние готовности действовать в определённом ключе в определённых обстоятельствах. Этимологические корни слова “диспозиция” уходят в латинское affectionem (любовь, привязанность), которое дословно переводится как “склонность, влияние, постоянное состояние ощущений”. Корень слова — affec, от лат. afficere переводится как “делать что-то, действовать”.
У диспозиции всегда два аспекта. Первый — это сам факт наличия диспозиции (необязательно очевидный). И второй — её проявление. Например, у электрона есть минимальный заряд, который часто описывается как “скрытый”. “Чтобы увидеть этот заряд, нам нужно сделать что-то очень особенное. Можно даже сказать, что в определённого рода экспериментах заряд “проявляет себя”.
Подобно любви, бунт может подкрасться незаметно. Было бы бессмысленно говорить о подготовке бунта, хотя мы по крайней мере можем готовиться к бунтам: делать всё, что в наших силах, чтобы разжигать огонь, выплёскивать накопившееся напряжение.
Временами нас заставляют играть в выбор между бунтом и любовью. Когда возникает подобная ситуация — это всегда вопрос этической диспозиции. Мы вынуждены действовать, исходя из неё, или же отступать и обращаться в бегство. Если ты не играешь, то и не выигрываешь.
Диспозиция по отношению к любви, как и по отношению к бунтам, позволяет нам действовать в нужные моменты и в подходящих ситуациях. Поэтому нам кажется, что существует прямая связь между теми контактами, которые формируют нашу жизнь и способы самоорганизации, и нашей диспозицией по отношению к бунтам. Другими словами, между нашими формами организации и нашим отношением к идее коммунизма. Оно зарождается не только в ненависти к высокомерию силы, но и в формах нашего общежития. И именно в этих формах общежития произрастают семена наших диспозиций и нашей готовности атаковать.
Любовь и бунты, как и абсолютно все человеческие желания, — это то, что зарождается в результате межличностных отношений. Для бунта всегда нужна толпа, как возлюбленной(ому) всегда нужно, чтобы её(его) любили. И, более того, бунт может случится только при достаточном уровне уверенности, что и другие люди взбунтуются. Вокруг должны находиться другие люди, готовые на мятеж, и они также должны ощущать присутствие других потенциальных бунтовщиков в толпе. Как и в любви, это — пример заразной уверенности. Первый трепетный поцелуй, как и первое разбитое окно — “это не приказ к действию для других людей. Это сигнал, который сообщает, на что готовы другие”.
Чего не хватает чувственности?
Всё, к чему мы привыкли и что считаем обыденным, вовлечено в ведущуюся против нас войну. Это лучше всего видно на примере попыток управления и надзора за нашими телами, этикой и эмоциями. Политика, редуцированная до вопросов управления, стоит в оппозиции ко всему остальному: мы отложили в сторону мечты о любви, сделали дружбу и искусство аполитичными, отделили себя от пространства, в котором разворачивается страсть. Политику лишили внутреннего содержания.
Деполитизация наших жизней свела на нет развитие коллективного этического фундамента. Осталось механическое управление политическим процессом. Чувственность и сопереживание (аффинти-групп) рассматривается как исключительно вопрос из сферы личной жизни, в то время как в личной жизни правит аполитичность. Это — суть либеральной идеологии. То, что кажется очевидным и желаемым в наших “личных” жизнях, что необходимо для здоровых отношений и воспринимается как сокровенная истина, лишено всякой возможности к политической организации. Личная жизнь расположена в пространстве производства и принятия решений, которое отделено от политических проблем существования. Все иные вопросы — лишь следствие характера нашего взаимодействия с соседями за кэжуальным обедом после трудного “организационного” собрания.
Чувственной связи предпочли стиль жизни: не более, не менее.
Те, кто решил сменить стиль жизни на “альтернативный”, зачастую оказываются изолированными в своём “альтернативном” опыте, по сути всё ещё сосуществуя с другими людьми в капиталистическом пространстве. Попытки воплотить в жизнь принципы коллективного проживания и устремления к гедонистическим утопиям и прочим “лайфстайл” приключениям променяли стратегию наступления (на капитализм) на “позитивные вибрации”. Там, где люди добиваются успеха в плане личной самоактуализации, они отказываются от конкретных попыток совместного творчества.
Неизбежно наступает момент (в ходе индивидуального бегства или во время жизни в тёплом коконе сообщества), когда внешний мир ставит перед нами трудные вопросы. Перед необходимостью неотвратимого политического взаимодействия с окружающей действительностью, люди всегда занимают определённую позицию. Решение “дистанцироваться от проблем остального мира” никогда не является нейтральным. “Индивидуальное спасение” — синоним разрыва межличностных связей и предательства. Нельзя, конечно, оправдывать отказ в доверии ко всем, кто выбрал для себя этот путь. Но само это решение как фундаментальный экзистенциальный выбор никакого доверия не заслуживает. История уже написана лишь фракцией человечества. Сейчас её представляют как историю от Лока к Торо через Смита. Индивидуальности работают над усовершенствованием процесса дальнейшей индивидуализации. Для них коммунизм никогда и не являлся целью. Их мир — маленький островок, на котором они обрели комфорт. Они отказались от классовой войны ради служения собственной жадности.
Изменение личных методов доступа к товарам и накоплению не меняет в глобальном плане модусы производства и эксплуатации. Наши политические аффинити-связи, в которых отсутствует стратегия и которые существуют только за счёт нашей эмоциональной подпитки, поставлены вовне политического контекста.
Нищета, навязанная нашим жизням либеральной идеологией, не исчезнет в недрах компостной кучи эко-поселения в соседнем лесу.
Возвращаясь к диспозиции
Восстановление связи между диспозицией по отношению к любви и диспозицией по отношению к бунтам означает оживление связей между чувствами, действиями и политической жизнью. Мы не можем отделять то, к чему стремимся, от того, против чего сражаемся. На одной чаше весов — то, что мы желаем построить (совместное существование в нашем мире в гармонии с окружающей средой, коммунизация), на другой — то, что мы страстно желаем уничтожить (боссов, тюрьмы, границы, мусаров, патриархат, государство). Созидание и разрушение — это два движения с одним импульсом. Это развитие диспозиций, основанных на силе эмоций, которые выходят за рамки управляемой сознанием мысли.
Развитие нашей коллективной этической позиции прежде всего предполагает понимание базиса нашей связи: “Что именно для нас имеет решающее значение и что мы не предадим ни при каких обстоятельствах.” Центр внимания — узел. Мы не можем разрабатывать наши этическую и политическую позиции в качестве материальной силы, если будем продолжать избегать развития коллективных диспозиций.⚑
С любовью,