Эти три слова – название песни группы «Банда четырех»– как нельзя лучше подходят к текущему моменту, 30.10.2012, когда, здесь и сейчас, проходит «День политзаключенного».
Мы привыкли говорить «Свободу!» «Свободу Константину Лебедеву», «Свободу Леониду Развозжаеву», «Свободу Надежде Толоконниковой» – эти и другие аналогичные слова будут не раз звучать как здесь и сейчас, так и в других местах и обстоятельствах – но к кому по существу обращен этот призыв, есть ли у этого призыва хоть какой-то возможный адресат?
Неужели власть, которую мы каждый раз просим об освобождении того или иного человека, с одной стороны, выделяя его из массы других, к которым в каждодневном и рутинном режиме применяется все тот же механизм насилия, что и всегда, а с другой признавая, ее, власти, право, на то, чтобы эту свободу как даровать, так и отбирать?! Признавая, по сути дела, право любого достаточно сильного, чтобы лишить свободы нас, и назвавшего себя государством, на то, чтобы униженно требовать у него исключений для людей, в той или иной степени симпатичных нам или же формально подпадающих под тот или иной список легалистских критериев, которые сами по себе являются производными от власти, закона, государства…
Говоря «свободу!», мы тем самым, быть может, не понимая этого, и признавая формально обратное, забываем, о том, что никакую «свободу» – от государства, общества, навязанных внутренних ограничений нельзя получить в подарок, она не может быть дарована сильнейшим. Дарована быть может лишь исходящая от сильнейшего привилегия снятия тех или иных ограничений, которая столь же быстро может быть отобрана обратно, если такова окажется его, сильнейшего, воля. В целом не столь важно, является им одинокий властитель, элитная группа, гражданская нация, формально действующая в рамках либеральной теории общественного договора, практикующее прямую демократию «анархическое» сообщество или же любое иное, находящееся на вершине какой-либо иерархической структуры и установившее жесткие и постоянные отношения доминирования. Все они не имеют ни малейшего отношения к состоянию каждого отдельного разума – единственному настоящему субъекту мысли и действия – в той или иной точке пространства в тот или иной момент времени.
Поэтому мы можем и должны говорить не об освобождении как привилегии, даруемой тому или иному субъекту той или иной властью, но об освобождении-борьбе. Борьбе, которая сделает неспособной каждую из властей забирать привилегию той или иной «свободы» или же отдавать ее обратно. Не получить просьбой новую свободу (например, от заключения) для того или иного человека, но пытаться шаг за шагом делать так, чтобы отнять эту свободу или же не выполнить эту «просьбу» становилось невозможным – то есть превращать ее в абсолютный императив.
И потому одобрение и поддержку могут вызывать лишь активные действия, направленные на разрушение отношений власти.
Мы хотим помнить и поддерживать не только тех политических заключенных (а, впрочем, каждый заключенный лишен свободы централизованной властью, заменяющей собой процедуры равноправного разрешения конфликтов, и, значит, является заключенным политическим), кто оказывался и оказывается жертвой власти, но и о тех, кто на протяжении всей истории продолжал и продолжает бороться за свою свободу.
Мы помним и приветствуем каждый тюремный бунт в истории человечества – от восстаний рабов древнего мира (среди которых были и осужденные к рабству «преступники») до бунтов узников ГУЛАГа таких, как Усть-Усинское и Кенгирское восстания, бунтов узников концентрационных лагерей и многих других бунтов, происходивших, как в диктаторских, так и в «демократических» режимах новейшего времени. Мы приветствуем и те акты сопротивления, которые, несомненно, еще произойдут – вне зависимости от чьего либо, чужого или нашего, желания или нежелания.
Мы приветствуем и каждого не-заключенного, который способствовал этим актам сопротивления или же сопротивлялся системе заключения и власти, находясь за ее пределами. Будь это те, кто, как Мишель Фуко и члены группы информации по тюрьмам, писали тексты или же те, кто, как Артурас Сакалаускас, разрушали тюрьму своим непосредственным прямым действием.
Нужно помнить, что свобода передвижения, действия, исполнения биологических функций, возможностей обмена не есть единственная свобода, а слово «перебить» имеет и иное, не только силовое, значение. Каждая власть, отнимая те или иные возможности, отнимая «свободу» при помощи тюремного заключения стремится заменить голос заключенного ею в застенки – своим голосом, заменить звучание его мыслей звучанием своих, и, наконец, «освободить» его, по возможности, лишь в случае если такая замена окажется успешной – заключенный «исправится».
И перебить – значит прервать эту речь власти, заменить ее своей речью. И потому мы приветствуем всех тех, кто стремится нарушить то молчание, которое создается на месте голосов заключенных, как тех, кто пытается дать возможность этим голосам звучать, используя предоставляемые привилегии доступа и передачи информации, так и тех, кто пытается разрушить это молчание, нарушая установленные властью ограничения: нелегально передавая письма, тексты, средства мобильной связи, публикуя тексты или спрашивая заключенных о чем бы то ни было – тем самым, создавая возможность звучания подавляемой речи.
Наконец, мы никогда не должны забывать о том, что в тюрьме находится каждый из нас: по факту нашего существования и включенности в те или иные отношения власти, в том числе и той власти, что происходит из ограниченных возможностей наших тел и разумов. Мы никогда не должны забывать о великой гностической метафоре мира-тюрьмы. Не принимая, быть может, гностический миф, мы не забываем об этой метафоре, как вечном источнике мысли и действия, стоящей в том числе и за названием песни, ставшим нашим лозунгом.
Взято на: http://poslezavtra.be/Tactics/2012/10/30/perebit-ohranu-tyurmy.html