— Александр, поздравляем с освобождением. Дело, по которому проходили вы, Николай Дедок, Игорь Олиневич, власти всеми способами пытались представить как обычное криминальное, в результате чего некоторые правозащитные организации долго не решались назвать вас политзаключенными. Сами как вы оцениваете свой арест и арест ваших товарищей?
— Целью властей было не найти виновных, а нейтрализовать анархистское движение, независимо от того, каких методов борьбы мы придерживаемся. Например, то, что в ходе процесса был освобожден еще один фигурант дела Максим Веткин, а посадили меня, Дедка и Олиневича, говорит о том, что для них было гораздо важнее та позиция, которой мы придерживались на суде, тот состав преступления, который они пытались нам вменить.
Это дело абсолютно политическое, связанное исключительно с нашими политическими убеждениями. А мы убеждены, что в стране диктатура и с ней надо бороться. Чем больше я сидел, тем больше в этом убеждался.
— Как вам кажется, случайно ли вас арестовали за три месяца до президентских выборов?
— Катализатором стало нападение на российское посольство. Это имело международный резонанс, Лукашенко высказался, что за этим стоят российские спецслужбы. Конечно, и близость выборов сыграла свою роль.
Но если бы нас не арестовали в сентябре, мы все равно оказались бы в тюрьме в декабре вместе со всеми оппозиционерами, арестованными после выборов. Рано или поздно это бы произошло — с составом преступления или без состава преступления — в любом случае мы бы оказались под катком.
— Звучали версии, что ваш арест накануне выборов и характер предъявленных обвинений — спецоперация, спланированная для того, чтобы представить оппозицию радикалами накануне провокации 19 декабря 2010 года.
— В какой-то мере это была подготовка к выборам. Хотя в нашем деле были задействованы немного другие структуры. Большую часть дела вел ГУБОП, который в событиях 19 декабря принимал меньшее участие. Но, в принципе, их целью было прекратить наши символические акции, которые раздражали власти, а затем прекратить вообще всю гражданскую активность в стране.
Я лично считаю, что 19 декабря 2010 года власти хотели не только задавить все гражданское общество. Лукашенко поставил перед собой цель удержать в повиновении собственную номенклатуру, собственную бюрократию, которая, возможно, в какой-то момент стала считать его недостаточно эффективным управленцем.
— Какую роль в вашем деле играл КГБ?
— Со мной, в основном, беседовали сотрудники ГУБОП. Но было очевидно, что КГБ курировало работу ГУБОП, проверял, насколько тот справляется со своей задачей.
— Сотрудники спецслужб пытались вас вербовать?
— Да, на этапе следствия. По сути, все мое обвинение строится на том, что я отказался сотрудничать со следствием. От меня требовали явок, паролей, а я не мог из-за принципиальных убеждений это им дать, поэтому я и оказался в тюрьме.
— У вас есть какая-то информация об Игоре Олиневиче? Его похитили в Москве, приговорили к огромному сроку — 8 годам лишения свободы.
— Игорь Олиневич был сильным анархистским лидером, он умел убедительно говорить, хорошо знал анархистскую теоретическую базу. На этом, в основном, и строились обвинения против него.
В своей книге «Еду в Магадан» Олиневич рассказывает о том, как его пытались завербовать спецслужбы. Это говорит о том, что спецслужбы хотели его просто использовать в своих целях, но когда он отказался пойти на это, с ним расправились, пытаясь таким образом сломать психологически.
— Вам удалось немного пообщаться во время суда?
— Да, на суде Игорь мне лично рассказывал, как его похищали в Москве. Они шли на встречу с одним из наших товарищей, который оказался завербованным спецслужбами. Игорь не рассчитал, он думал, что в Москве его не достанут репрессии, но оказалось, что у белорусских властей довольно длинные руки.
Их задержали и перевезли на машине через границу. В километре от белорусско-российской границы было оформлено задержание. Согласно протоколу его якобы задержал там какой-то лейтенант.
— За три года заключения вы прошли через карцеры и помещения камерного типа, вас лишали передач, газет, книг и писем от родных. Почему с вами так жестско обращались?
— В какой-то степени это связано с процессом помилования, который начали белорусские власти. В какой-то степени — с конфликтами с самой администрацией. Все методы воздействия, которые используются против политзаключенных, известны.
Я неоднократно слышал о том, что происходит с Николаем Статкевичем, Игорем Олиневичем. Такие методы используются против всех, кто имеет принципы, убеждения, не собирается быть завербованным или сотрудничать с администрацией.
— Как конкретно от вас требовали написать прошение о помиловании?
— Мне конкретно предлагали написать прошение о помиловании два раза. Это делал начальник колонии. Он сказал, что в противном случае мне придется сидеть «до звонка», что, в принципе, и произошло. А потом, когда началось давление, делались намеки: мол, все, что происходит со мной, связано с тем, что я должен написать прошение.
Это делали если не сотрудники администрации, то их агенты среди других заключенных.
— И каким образом эти агенты действовали?
— Они создавали вокруг меня невыносимые условия. Не все заключенные открыто сотрудничают с администрацией, некоторые делают это скрыто и пользуются доверием других зэков. Вот они и пытались создать вокруг меня искусственную изоляцию, лишить возможности с кем-либо полноценно общаться и таким образом психически сломать меня.
— Что помогало держаться все эти три года? Вы попали в тюрьму 20-летним мальчиком.
— Мои убеждения и принципы, мои товарищи, которые меня постоянно поддерживали. Я сохранил свои принципы и не собираюсь от них отказываться.
— Николай Статкевич сообщил, что власти идут на все в попытках сломать политзаключенных, вплоть до угроз изнасилования.
— Лично мне этим не угрожали, но я считаю, что у Статкевича очень сложная ситуация, потому что сегодня он единственный кандидат в президенты, который сидит в тюрьме, у него довольно принципиальная позиция, он имеет большое влияние в медиа и, конечно, это сильно раздражает и самого Лукашенко, и его окружение.
— Сейчас вы полгода будете под надзором. Что он включает в себя?
— С 22 часов до 6 утра я должен быть дома, должен уведомлять милицию о переезде на другое место жительства, не покидать район без согласия РОВД. Я не могу посещать бары, рестораны, места, где продают алкогольные напитки, хотя этот запрет выглядит немного странным, потому что я вообще не пью алкоголь.
— Какие ближайшие планы на свободе?
— Сейчас я еду в Минск. Там я договорюсь о трудоустройстве. После краткого периода адаптации дома в Новополоцке я вернусь.
Буду жить в Минске, участвовать в анархическом движении, работать и каким-то образом себя обеспечивать.