Перевод статьи с 325.nostate.net. Данный текст — реакция на критику повстанческих анархистов, распространяемую в т.ч. КРАС-МАТ после акции группы
НАФ «Ольга» против Адинольфи в Италии.
НАФ «Ольга» против Адинольфи в Италии.
Время от времени, подчиняясь собственным внутренним циклам, общественный (или «социальный») анархизм пытается ограничить свободу анархистов. И тогда анархическому индивидуализму приходится снова заявлять о своих правах. На заре XX века ряд величайших мыслителей-анархистов подверг сомнению основные коммунистические догмы. История повторяется: мы являемся свидетелями того, как некоторые «социальные анархисты» корчатся в панике, ведь их уютная мечта оказалась под угрозой. Сознательно или нет, но каждый раз, когда подобные личности осуждают своих менее формальных братьев и сестёр, они усиливают контроль Государства.
Социальный анархизм — ужасное порождение нашего века. Вечно голодный, алчныый и деспотичный монстр с глазами на затылке, который пытается стать тем, чем анархизму никогда не суждено стать: движением, привлекательным для современного общества потребления .
Одним из самых важных стимулов для проведения повстанческих акций является желание наших товарищей вспомнить самих себя и своих друзей. Вернуть власть над собственными жизнями, осуществить радикальный и драматический разрыв с Обществом, которое есть клетка нетерпимости, социальных норм и умертвления всякого чувства индивидуальности. Некоторые из коммюнике повстанческих анархистов — живые цветы поэзии и образов. Допускаю, что они не каждому приходятся по вкусу. Но от заявления (AFED) Анархической Федерации веет могилой. Это марш смерти материалистов-политиканов, выступивших против жизни. Это патриархальный глас «политического рассудка», осуждающий дикий бунтующий дух. Это «политическое», выступившее против «личного».
Повстанческие анархисты ищут свободы воли и уничтожения всего, что не является аутентичным. И этот путь может начаться только с вашего личного опыта. Ни чужой опыт, ни чужые догмы тут не помогут (хотя в линчном пути к освобождению знакомства с одним-двумя товарищами «из масс» и «рабочего класса» не могут помешать). Пока борьба не переходит в стадию активного сопротивления в окружающей действительности, нельзя говорить о реальной угрозе какой-то виртуальной абстрактной борьбы текстов и прокламаций, которую ведёт группа незнакомых между собой людей. Изложенные на бумаге мысли тех, кто идентифицирует себя с (Формальной) Анархической Федераций — удивительная, не имеющая отношения к реальности глупость, которую и критиковать-то бессмыслено. Это как если бы мы решили критиковать выступление клоуна, опираясь на стандарты трагедии. Для меня в данном случае всё сводится к проблеме отрицания всякого права на индивидуальность. К этому же стремится и Государство. К обощению множества уникальных людей в некую утилитарную категорию педагогами и господами. Они не могут справиться с индивидуальностью, она их пугает. Клетки идеологии намного удобнее.
Полное отсутствие аутентичности и достаточно анахроничный подход к политике «революционной организации» в целом виден в гневной реакции AFED на расстрел Итальянского ядерного магната, Roberto Adinolfi, и посылку письма с бомбой главе Итальянской налоговой, Marco Cuccagna. Федерация беззастенчиво манипулирует фактами, пытаясь продать свою идеологию (как уличная девка): главу налоговой полиции они называют не иначе как «рабочим». Это оскорбительно для интеллекта любого мыслящего человека (поскольку очевидно, что мишень — одна из шишек, ежедневно крадущая у трудящихся), но «цивильные анархисты» идут ещё дальше: заявляя о своей «обеспокоенности» здоровьем этих боссов, они достаточно категорично заявляют от лица всего трудового народа, что и он (народ) «обеспокоен». Если я честна сама с собой, то прямо заявлю, что мне плевать на здоровье и жизнь этих грабителей-бюрократов. На самом деле, я рада, что это произошло. Легко могу представить себе других людей, которым абсолютно наплевать на судьбы этих выродков. Некоторые из них наверняка испытали чувство глубокого морального удовлетворения.
Вот пара простых вопросов для Федерации, на которые даже не нужно трудиться придумывать ответ: кто этот «рабочий класс», о котором вы говорите? Скольких людей из этого «рабочего класса» вы знаете лично? С чего вы взяли, что все эти люди категорически осуждают нападения на капиталистическую инфраструктуру, боссов и мытарей? По какому праву вы вообще говорите от чьего-то ещё лица? Что скажете про людей из «рабочего класса», которые взбунтовались в Лондоне в августе 2011? Смешно задавать эти вопросы. Но мимолётный взгляд на полемику, к которой прибегает Федерация, требует, чтобы мы задавали им эти вопросы. Потому что они же столь самоуверены.
AFED/Libcom-ментальность не сдерживается в своих психометрических упражнениях по анализу «тактики террора». Они позаимствовали ещё одно изобретение наших врагов: СМИ и Государства. Речь о бездумном, хладнокровном анархо-повстанческом «террористе». Я хочу знать, скольких из повстанческих анархистов знают люди из Федерации. Почём они знают, что вся повстанческая деятельность не является частью много более богатой и сложной жизни? Я повторю ещё одну очевидную мысль: повстанческие методы борьбы широко распространены среди самых разных недовольных по всему свету. Не менее распространены, чем страсть к «организаторству». И намного чаще именно повстанческие тактики оказываются ближе по духу к «восстанию угнетённых рабочих масс», чем что-либо, предлагаемое Федерацией. Очень характерно, что этот вопрос Федерация попросту обходит молчанием. Организационалисты предпочитают патриархальный кивок одобрения в адрес «трудового народа» и его всплесков гнева. Конечно, если бы трудящиеся склонились перед мудростью терапевтов Федерации и согласились на их лечение, рабочая борьба стала бы эффективнее.
И тут снова Федерация оказывается не в состоянии освободить от влияния идеологии даже саму себя: опять это отрицание сложной природы человека, опять желание запихнуть личность в рамки удобной абстракции. Если посмотреть на то, как реагирует Федерация на деятельность других анархистов, картина становится ещё более зловещей. Поскольку очень часто сложно отличить AFED’иков от врагов. Выбранное AFED пространство для революционной деятельности — интернет. Не обязательно изучать труды критиков технологии, достаточно короткого личного опыта, чтобы понять, насколько это деструктивный, обезличенный и бездушный формат массового общения. Более того, сам язык, к которому прибегают федералы, ничем не отличается от языка представителей государственных репрессивных органов. Принимая риторику индустриально-милитаристской-техно-системы, Федерация усиливает Государство. Пример того, как рады федералы использовать государственный язык пропаганды — недавнее осуждение последних анархических атак.
В поиске личного освобождения индивид должен иметь возможность свободного самовыражения. Должна быть возможность следовать собственным желаниям. Не всегда желания индивида идут в разрез с желаниями коллектива, но любая попытка уничтожить личные устремления индивида, загнать его в какое-то подмножество или «общество» против его воли абсолютно бесполезна. Рано или поздно личность взбунтуется, потому что общество, созданное за счёт личной свободы, подразумевает правила и ограничения (в том числе неформальные и «по умолчанию»), которые идут в разрез с самими принципами Жизни, Чувствования, Мысли. У Вольтарин де Клер можно прочитать о том, что в прошлом уже случался конфликт между этими тенденциями в анархизме. Она высказывает мысль, что анархист должен иметь свободу выражать личный бунт против системы. Насильственные акции против боссов и Государства оттолкнут от движения некоторых людей. Но не оттолкнут всех. Пацифистские акции оттолкнут от движения некоторых людей, но не всех. Даже если бы мы раз и навсегда смогли бы идентифицировать всех «представителей рабочего класса» и заставить их согласиться с тем, что они — «рабочий класс», неужели анархические организации действительно думают, что эта человеческая масса сможет согласиться по поводу гомогенного взгляда на социальные перемены, по поводу причин нищеты и оптимального пути к освобождению (сначала, кстати говоря, придётся согласиться, что освобождение вообще является целью). «Гражданские» анархисты сбились с ног в поисках руководствующегося совестью и сознанием пролетария. Этот вид давно вымер. Он остался только на страницах их теоретических работ по революции. Поиск классово сознательного пролетария — это мытания, которые заканчиваются на призывах к стерильной и контролируемой массе людей. Этот поиск закончился провалом ещё и потому, что сами организации оказываются неспособны последовательно проводить в жизнь свою политику и реализовывать собственные программы.
Разделение людей на классы, когда ни личное мнение людей, ни их деятельность не принимаются в расчёт, — это своего рода нонсенс. Достаточно короткого взгляда на историю североамериканских индейцев, чтобы понять, насколько банально и глупо говорить о «североамериканских индейцах» как о гомогенной группе: история знает как индейских воинов, выступивших против геноцида и ассимилияции, так и таких индейцев, которые выбрали сотрудничество с США и выступили с оружием против собственного народа ради возможности получить деньги и власть.
Те из нас, к кому применимы эпитеты «повстанческий анархист», «индивидуалист», «нигилист», не заявляют о сакральном знании того, как должна произойти революция. Бросается в глаза, с каким смирением и скромностью пишутся тексты действующих повстанческих групп. Я бы сказала, что в данный исторический момент, когда столь многое было испытано, столь многое оказалось бесполезным, мы можем признать только то, что мы не знаем рецепта революции, не знаем, что сработает, не знаем, что будет «правильно». Люди намного более сложны, а мир огромен. Ни одна политическая программа ни одной федерации не способна этого учесть.
Попытка дистилировать все социальные конфликты до «борьбы рабочего класса» представляется по крайней мере спорной. Рабочего класса, каким его видели теоретики прошлого, больше нет. И в любом случае, подобно демократии, он изначально ассоциировался у многих с ложью и ужасом. Демократия покоилась на спинах греческих рабов, а Промышленная Революция навязала уничтожение индивидуальности и представила концепцию «толпы обездоленных». С этими ценностями мы и вошли в столь ненавистную нам эпоху. Фиксация на «рабочем классе» подобна подтасовке различных форм угнетения. Это всё равно, что утверждать, будто одна форма угнетения предпочтительнее, чем другая. Нельзя забывать, что на заре Промышленной Революции люди изо всех сил боролись против того, чтобы быть ассимилированными в этот самый «рабочий класс». Ассимиляция ремесленников и селян в рабочий класс была делом кровавым. Попытка некоторых анархистов придать концепции рабочего класса налёт святости (особенно сейчас, когда система изо всех сил пытается втащить традиционный рабочий класс в пост-индустриальный класс потребителей) не просто сомнительна — она вызывает недоумение. Всё это лишь этапы в процессе переработки системой всякой человечности. Мы должны раз и навсегда отвернуться от этих химер. Я не говорю о том, что мы должны отказаться от классовой борьбы. Но лично мне предпочтительнее термин «социальная война». Он подразумевает участие намного большего числа личностей и сохраняет за ними свободу выбора, чем «борьба за рабочий класс». За последние десятилетия концепция класса оказалась сильно размыта. Если уж это так необходимо, то мы можем разделить людей на бедных и богатых, на включённых и исключённых, на критически настроенных по отношению к Государству и цивилизации и конформистов.
Отрицание права на автономность, права на признание, права на неподконтрольные организации отношения вызывает отчуждение и лишает всех нас силы. Власть призрачной массы над личностью не приближает нас к нашим целям. Она лишь помогает Государству и Капитализму, поскольку поддерживает тезис о том, что человеческий индивид — не более чем экономическая единица. Годная только для аггрегации в серую безликую массу экономических единиц. Действительно ли мы как анархисты должны выступать за подобное определение человеческого существа? Действительно ли это приближает нас к свободе? Отказ от важности индивидуального действия ради мутной концепции «классовой борьбы» позапрошлого века — опасное заблуждение. Особенно в свете того, что и Государство больше всего заинтересовано в том же самом: в уничтожении воли индивида. Подобный подход не может называться революционным, если только мы не говорим о революционном желании подчиниться супер-политизированному государственному аппарату. Вот только это желание не имеет отношения к желанию свободы. Анархисты не должны подменить одну тиранию («демократическую», монархическую, коллективистскую или какую-либо другую) своей собственной.
Так в чём же смысл этих «осуждений», с которыми одни «анархисты» выступают в стремлении осудить других анархистов? Смысл — разыграть игру «хороший анархист» — «плохой анархист». Эта игра ведётся ради СМИ и полиции. Её цель — подорвать сам смысл термина «анархия», этой сложной и постоянно меняющейся сети принципов, практик и взаимоотношений, которые имеют своей целью полное освобождение. Анархия так же относится к статике или какому-то конкретному взгляду профессора революции, как и к государству.
Более того, тот факт, что Федерация ощущает острую необходимость выступать с заявлениями, направленными против других анархистов, безусловно показывает, что их собственный проект обречён. Подводя итог, вот что я хочу сказать Анархической Федерации и их попутчикам: я с вами несогласна. Мне не нужно то будущее, которое вы хотите продать всем нам. Не я одна нахожу ваши заявления и тексты противными моим собственным причинам участвовать в восстании, моему собственному взгляду на освобождение, моему собственному взгляду на государственное угнетение. И поскольку успех вашего и вам подобных организационных проектов зависит от абсолютного согласия масс (частью которых являюсь и я), поскольку из ваших текстов следует, что вы видите революцию как массовое анархическое общество, я заявляю, что мне нужна свобода не только от Государства, но и от Общества и от вас тоже. И что же вы намерены делать?
Когда я начинала писать эту статью, я хотела призвать тех, кто причисляет себя к анархическому движению, прекратить склоки и распространение срача в сети, признать, что на самом деле никому из нас не ведом «точный рецепт» революции. Но подходя к концу, я поняла, что многие из «нас» крайне близоруки и ограничены в своем понимании свободы — свободы сердца, мысли, действий — в понимании того, что на самом деле кроется за словами «классовая солидарность» и «классовая борьба. И единственное, как мне представляется тот мир и то общество, к которому — вроде бы — стремится Анархическая Федерация, — это мир, полный репрессий и всякого рода. Точно такой же, как и этот. Если, конечно, те из «нас», кто пытается навязать нам собственную версию обезличенного унифицированного общества не осознают бессмысленность этого проекта.- Venona Q.
Социальный анархизм — ужасное порождение нашего века. Вечно голодный, алчныый и деспотичный монстр с глазами на затылке, который пытается стать тем, чем анархизму никогда не суждено стать: движением, привлекательным для современного общества потребления .
Одним из самых важных стимулов для проведения повстанческих акций является желание наших товарищей вспомнить самих себя и своих друзей. Вернуть власть над собственными жизнями, осуществить радикальный и драматический разрыв с Обществом, которое есть клетка нетерпимости, социальных норм и умертвления всякого чувства индивидуальности. Некоторые из коммюнике повстанческих анархистов — живые цветы поэзии и образов. Допускаю, что они не каждому приходятся по вкусу. Но от заявления (AFED) Анархической Федерации веет могилой. Это марш смерти материалистов-политиканов, выступивших против жизни. Это патриархальный глас «политического рассудка», осуждающий дикий бунтующий дух. Это «политическое», выступившее против «личного».
Повстанческие анархисты ищут свободы воли и уничтожения всего, что не является аутентичным. И этот путь может начаться только с вашего личного опыта. Ни чужой опыт, ни чужые догмы тут не помогут (хотя в линчном пути к освобождению знакомства с одним-двумя товарищами «из масс» и «рабочего класса» не могут помешать). Пока борьба не переходит в стадию активного сопротивления в окружающей действительности, нельзя говорить о реальной угрозе какой-то виртуальной абстрактной борьбы текстов и прокламаций, которую ведёт группа незнакомых между собой людей. Изложенные на бумаге мысли тех, кто идентифицирует себя с (Формальной) Анархической Федераций — удивительная, не имеющая отношения к реальности глупость, которую и критиковать-то бессмыслено. Это как если бы мы решили критиковать выступление клоуна, опираясь на стандарты трагедии. Для меня в данном случае всё сводится к проблеме отрицания всякого права на индивидуальность. К этому же стремится и Государство. К обощению множества уникальных людей в некую утилитарную категорию педагогами и господами. Они не могут справиться с индивидуальностью, она их пугает. Клетки идеологии намного удобнее.
Полное отсутствие аутентичности и достаточно анахроничный подход к политике «революционной организации» в целом виден в гневной реакции AFED на расстрел Итальянского ядерного магната, Roberto Adinolfi, и посылку письма с бомбой главе Итальянской налоговой, Marco Cuccagna. Федерация беззастенчиво манипулирует фактами, пытаясь продать свою идеологию (как уличная девка): главу налоговой полиции они называют не иначе как «рабочим». Это оскорбительно для интеллекта любого мыслящего человека (поскольку очевидно, что мишень — одна из шишек, ежедневно крадущая у трудящихся), но «цивильные анархисты» идут ещё дальше: заявляя о своей «обеспокоенности» здоровьем этих боссов, они достаточно категорично заявляют от лица всего трудового народа, что и он (народ) «обеспокоен». Если я честна сама с собой, то прямо заявлю, что мне плевать на здоровье и жизнь этих грабителей-бюрократов. На самом деле, я рада, что это произошло. Легко могу представить себе других людей, которым абсолютно наплевать на судьбы этих выродков. Некоторые из них наверняка испытали чувство глубокого морального удовлетворения.
Вот пара простых вопросов для Федерации, на которые даже не нужно трудиться придумывать ответ: кто этот «рабочий класс», о котором вы говорите? Скольких людей из этого «рабочего класса» вы знаете лично? С чего вы взяли, что все эти люди категорически осуждают нападения на капиталистическую инфраструктуру, боссов и мытарей? По какому праву вы вообще говорите от чьего-то ещё лица? Что скажете про людей из «рабочего класса», которые взбунтовались в Лондоне в августе 2011? Смешно задавать эти вопросы. Но мимолётный взгляд на полемику, к которой прибегает Федерация, требует, чтобы мы задавали им эти вопросы. Потому что они же столь самоуверены.
AFED/Libcom-ментальность не сдерживается в своих психометрических упражнениях по анализу «тактики террора». Они позаимствовали ещё одно изобретение наших врагов: СМИ и Государства. Речь о бездумном, хладнокровном анархо-повстанческом «террористе». Я хочу знать, скольких из повстанческих анархистов знают люди из Федерации. Почём они знают, что вся повстанческая деятельность не является частью много более богатой и сложной жизни? Я повторю ещё одну очевидную мысль: повстанческие методы борьбы широко распространены среди самых разных недовольных по всему свету. Не менее распространены, чем страсть к «организаторству». И намного чаще именно повстанческие тактики оказываются ближе по духу к «восстанию угнетённых рабочих масс», чем что-либо, предлагаемое Федерацией. Очень характерно, что этот вопрос Федерация попросту обходит молчанием. Организационалисты предпочитают патриархальный кивок одобрения в адрес «трудового народа» и его всплесков гнева. Конечно, если бы трудящиеся склонились перед мудростью терапевтов Федерации и согласились на их лечение, рабочая борьба стала бы эффективнее.
И тут снова Федерация оказывается не в состоянии освободить от влияния идеологии даже саму себя: опять это отрицание сложной природы человека, опять желание запихнуть личность в рамки удобной абстракции. Если посмотреть на то, как реагирует Федерация на деятельность других анархистов, картина становится ещё более зловещей. Поскольку очень часто сложно отличить AFED’иков от врагов. Выбранное AFED пространство для революционной деятельности — интернет. Не обязательно изучать труды критиков технологии, достаточно короткого личного опыта, чтобы понять, насколько это деструктивный, обезличенный и бездушный формат массового общения. Более того, сам язык, к которому прибегают федералы, ничем не отличается от языка представителей государственных репрессивных органов. Принимая риторику индустриально-милитаристской-техно-системы, Федерация усиливает Государство. Пример того, как рады федералы использовать государственный язык пропаганды — недавнее осуждение последних анархических атак.
В поиске личного освобождения индивид должен иметь возможность свободного самовыражения. Должна быть возможность следовать собственным желаниям. Не всегда желания индивида идут в разрез с желаниями коллектива, но любая попытка уничтожить личные устремления индивида, загнать его в какое-то подмножество или «общество» против его воли абсолютно бесполезна. Рано или поздно личность взбунтуется, потому что общество, созданное за счёт личной свободы, подразумевает правила и ограничения (в том числе неформальные и «по умолчанию»), которые идут в разрез с самими принципами Жизни, Чувствования, Мысли. У Вольтарин де Клер можно прочитать о том, что в прошлом уже случался конфликт между этими тенденциями в анархизме. Она высказывает мысль, что анархист должен иметь свободу выражать личный бунт против системы. Насильственные акции против боссов и Государства оттолкнут от движения некоторых людей. Но не оттолкнут всех. Пацифистские акции оттолкнут от движения некоторых людей, но не всех. Даже если бы мы раз и навсегда смогли бы идентифицировать всех «представителей рабочего класса» и заставить их согласиться с тем, что они — «рабочий класс», неужели анархические организации действительно думают, что эта человеческая масса сможет согласиться по поводу гомогенного взгляда на социальные перемены, по поводу причин нищеты и оптимального пути к освобождению (сначала, кстати говоря, придётся согласиться, что освобождение вообще является целью). «Гражданские» анархисты сбились с ног в поисках руководствующегося совестью и сознанием пролетария. Этот вид давно вымер. Он остался только на страницах их теоретических работ по революции. Поиск классово сознательного пролетария — это мытания, которые заканчиваются на призывах к стерильной и контролируемой массе людей. Этот поиск закончился провалом ещё и потому, что сами организации оказываются неспособны последовательно проводить в жизнь свою политику и реализовывать собственные программы.
Разделение людей на классы, когда ни личное мнение людей, ни их деятельность не принимаются в расчёт, — это своего рода нонсенс. Достаточно короткого взгляда на историю североамериканских индейцев, чтобы понять, насколько банально и глупо говорить о «североамериканских индейцах» как о гомогенной группе: история знает как индейских воинов, выступивших против геноцида и ассимилияции, так и таких индейцев, которые выбрали сотрудничество с США и выступили с оружием против собственного народа ради возможности получить деньги и власть.
Те из нас, к кому применимы эпитеты «повстанческий анархист», «индивидуалист», «нигилист», не заявляют о сакральном знании того, как должна произойти революция. Бросается в глаза, с каким смирением и скромностью пишутся тексты действующих повстанческих групп. Я бы сказала, что в данный исторический момент, когда столь многое было испытано, столь многое оказалось бесполезным, мы можем признать только то, что мы не знаем рецепта революции, не знаем, что сработает, не знаем, что будет «правильно». Люди намного более сложны, а мир огромен. Ни одна политическая программа ни одной федерации не способна этого учесть.
Попытка дистилировать все социальные конфликты до «борьбы рабочего класса» представляется по крайней мере спорной. Рабочего класса, каким его видели теоретики прошлого, больше нет. И в любом случае, подобно демократии, он изначально ассоциировался у многих с ложью и ужасом. Демократия покоилась на спинах греческих рабов, а Промышленная Революция навязала уничтожение индивидуальности и представила концепцию «толпы обездоленных». С этими ценностями мы и вошли в столь ненавистную нам эпоху. Фиксация на «рабочем классе» подобна подтасовке различных форм угнетения. Это всё равно, что утверждать, будто одна форма угнетения предпочтительнее, чем другая. Нельзя забывать, что на заре Промышленной Революции люди изо всех сил боролись против того, чтобы быть ассимилированными в этот самый «рабочий класс». Ассимиляция ремесленников и селян в рабочий класс была делом кровавым. Попытка некоторых анархистов придать концепции рабочего класса налёт святости (особенно сейчас, когда система изо всех сил пытается втащить традиционный рабочий класс в пост-индустриальный класс потребителей) не просто сомнительна — она вызывает недоумение. Всё это лишь этапы в процессе переработки системой всякой человечности. Мы должны раз и навсегда отвернуться от этих химер. Я не говорю о том, что мы должны отказаться от классовой борьбы. Но лично мне предпочтительнее термин «социальная война». Он подразумевает участие намного большего числа личностей и сохраняет за ними свободу выбора, чем «борьба за рабочий класс». За последние десятилетия концепция класса оказалась сильно размыта. Если уж это так необходимо, то мы можем разделить людей на бедных и богатых, на включённых и исключённых, на критически настроенных по отношению к Государству и цивилизации и конформистов.
Отрицание права на автономность, права на признание, права на неподконтрольные организации отношения вызывает отчуждение и лишает всех нас силы. Власть призрачной массы над личностью не приближает нас к нашим целям. Она лишь помогает Государству и Капитализму, поскольку поддерживает тезис о том, что человеческий индивид — не более чем экономическая единица. Годная только для аггрегации в серую безликую массу экономических единиц. Действительно ли мы как анархисты должны выступать за подобное определение человеческого существа? Действительно ли это приближает нас к свободе? Отказ от важности индивидуального действия ради мутной концепции «классовой борьбы» позапрошлого века — опасное заблуждение. Особенно в свете того, что и Государство больше всего заинтересовано в том же самом: в уничтожении воли индивида. Подобный подход не может называться революционным, если только мы не говорим о революционном желании подчиниться супер-политизированному государственному аппарату. Вот только это желание не имеет отношения к желанию свободы. Анархисты не должны подменить одну тиранию («демократическую», монархическую, коллективистскую или какую-либо другую) своей собственной.
Так в чём же смысл этих «осуждений», с которыми одни «анархисты» выступают в стремлении осудить других анархистов? Смысл — разыграть игру «хороший анархист» — «плохой анархист». Эта игра ведётся ради СМИ и полиции. Её цель — подорвать сам смысл термина «анархия», этой сложной и постоянно меняющейся сети принципов, практик и взаимоотношений, которые имеют своей целью полное освобождение. Анархия так же относится к статике или какому-то конкретному взгляду профессора революции, как и к государству.
Более того, тот факт, что Федерация ощущает острую необходимость выступать с заявлениями, направленными против других анархистов, безусловно показывает, что их собственный проект обречён. Подводя итог, вот что я хочу сказать Анархической Федерации и их попутчикам: я с вами несогласна. Мне не нужно то будущее, которое вы хотите продать всем нам. Не я одна нахожу ваши заявления и тексты противными моим собственным причинам участвовать в восстании, моему собственному взгляду на освобождение, моему собственному взгляду на государственное угнетение. И поскольку успех вашего и вам подобных организационных проектов зависит от абсолютного согласия масс (частью которых являюсь и я), поскольку из ваших текстов следует, что вы видите революцию как массовое анархическое общество, я заявляю, что мне нужна свобода не только от Государства, но и от Общества и от вас тоже. И что же вы намерены делать?
Когда я начинала писать эту статью, я хотела призвать тех, кто причисляет себя к анархическому движению, прекратить склоки и распространение срача в сети, признать, что на самом деле никому из нас не ведом «точный рецепт» революции. Но подходя к концу, я поняла, что многие из «нас» крайне близоруки и ограничены в своем понимании свободы — свободы сердца, мысли, действий — в понимании того, что на самом деле кроется за словами «классовая солидарность» и «классовая борьба. И единственное, как мне представляется тот мир и то общество, к которому — вроде бы — стремится Анархическая Федерация, — это мир, полный репрессий и всякого рода. Точно такой же, как и этот. Если, конечно, те из «нас», кто пытается навязать нам собственную версию обезличенного унифицированного общества не осознают бессмысленность этого проекта.- Venona Q.